Ознакомительная сводка

Имя героя Янга Хоггарт. Ворон - прозвище, закрепившееся со времен военной школы. Сейчас о нем никто не знает.
Пол женский	Ориентация би
Раса низший оборотень	Фракция «Альфа»/командующая базой
Возраст 34 года

Детальное изучение
Характер:
Те, кто встречаются с Янгой часто отмечают невероятный холод в ее взгляде. Некоторые говорят, что люди с такими глазами способны на все – и они не ошибаются. Ведь порой она сама не понимает, как решается на те поступки, которые совершает. И это непонимание с ней всю жизнь. Сбежать из дома на целый год? Легко. Беспорядочные половые связи? И это было. Проявить милосердие и рассекретить военную базу, рискуя собственной головой, чтобы защитить людей от монстров, а потом спокойно отдать приказ расстрелять полгорода? Да, это тоже Янга. Однако мало кто может обвинить ее в том, что эти решения – результат необузданных, почти истеричных женских эмоций. Одного взгляда на Янгу хватает, чтобы понять: при всей талантливости, эмоции – это то, что дается ей с трудом. Она всегда рассуждает перед тем, как отдать тот или иной приказ, и почти всегда приказы основываются на логике. За исключением той десятой процента, которые опираются на совесть и единичной – в основе которых все-таки лежат чувства. Обычно последние два типа решений приводят к почти катастрофическим последствиям.
Эта женщина хороший руководитель. Или притворяется хорошим руководителем. Жестким, порой даже жестоким, но справедливым. Хоть Янга всегда держится вдалеке от людей, хоть редко кто вызывает у нее симпатию, и это взаимно, выполнение простых правил комфортного сосуществования дает ей возможность все еще держать «Альфу» под своим руководством. Солдат должен быть накормлен, одет и точно знать, что от него требуется. Чем четче будет указание, тем лучше. Те, кто поближе к верхушке должны чувствовать себя фаворитами, теми, кому дозволено больше, чем остальным, те, кто обладают секретными знаниями. Ученых, этих сумасбродов, нужно окружить заботой и лаской, но все же подгонять, чтобы они не сомлели и не слишком далеко ушли от дела в своих научных изысках. И никто. Никто ни на секунду не должен усомниться в ее авторитете. Никогда.
Не стоит упоминания, что Янга обладает железной волей. Иначе она просто не смогла бы пройти тот ад, который сначала назывался домом, потом школой, потом армией и, наконец, восхождением по карьерной лестнице. Но точно стоит отметить, что Янга умеет идти по головам. Что она беспринципна. Что люди для нее, для настоящей Янги, той, которая не притворяется мамочкой для всей базы – всего лишь пешки. И что она почти не запоминает их лиц и имен.
Янга замкнута в себе. Многие знают, что ее отец был хорошим военным, но никто – каким он был на самом деле. Даже совет не знает о ней ничего, кроме самых простых вещей: училась, жила, работала. Однако женщине удается обернуть это так, что они думают, будто знают очень много. Иногда она пробалтывается, словно невзначай, за бокалом вина о какой-то детской шалости, и собравшиеся расслабленно хихикают, откинувшись на кресле. Они думают, будто она слегка опьянела, как это бывает с любым человеком и стала немножечко сентиментальной, озорной. Но на самом деле то, что они узнают, это точно выверенная информация, фраза, которую Янга продумала еще задолго до того, как пригубила вино. Подкинула милую тему, для того, чтобы ее не считали слишком уж непонятной, а значит – опасной.
Такая Янга в обществе. Такой видят ее люди. А на самом деле…
На самом деле она вечно мечется между совестью и долгом, между разумом и сердцем, между тем, что будет верным решением и тем, что окажется лишь местью за призраки ее детских обид. Каждое слово она взвешивает, без страха, но с волнением, лишь бы не сболтнуть чего лишнего. Ведь, если честно, ей мало известно о том, что представляет из себя легкомысленная болтовня, простое человеческое общение, которое может быть приятным, а не натянутым. Ей, к сожалению, негде было учиться. Как и человеческим эмоциям, всем, кроме ненависти и злобы. Выражая сочувствие, она думает, а достаточно ли правдоподобно сделала это? Смеясь, размышляет, не слишком ли смех звучит фальшиво? Вдруг кто-то заподозрит, что на самом деле ей глубоко наплевать на их чувства? Как когда-то было наплевать ее семье. Обидятся, оскорбятся. Не то, чтобы это волновало женщину, но ей не хочется осложнений. Этого и так хватает, особенно после Взрыва.
Нет, Янга так и не научилась испытывать искренние эмоции. Все в себе ей кажется ложным, фальшивым. Кроме одного. Судорожного вздоха после очередного кошмара. Того облегчения, которое она испытывает, осознав, что это просто сон. Но об этом никто никогда не узнает.
Если же перейти к более мягким чувствам, таким, как любовь например, то Янга ее отвергает. Она видела, какое несчастье может принести фанатичная дикая необузданная любовь. Во что она может превратить человека. И ей было достаточно этих примеров. Секс и партнерство – единственные ее приемлемые отношения с противоположным полом. И не только с противоположным.
В дружбе Янга тоже не нуждается. Ее она заменяет тем же партнерством, только без секса. Она никогда никому не скажет: «мы же друзья?» Только «мы же партнеры?» и деловой взгляд глаза в глаза. Такой взгляд, после которого ее очень не хочется обманывать.

И еще одно стоит отметить. То, что произошло с ней во время второго полнолуния после Взрыва. Звериные инстинкты, которые овладевают Янгой в каждое полнолуние, когда она превращается в черного ворона и улетает в заранее открытое окно. Туда, где есть только ночной воздух, ломота в птичьих костях после недавнего обращения, насмешливый, примитивный и совсем чужой разум птицы. Но никто не должен этого узнать.
Янга навсегда останется холодной, высокомерной и жестокой. Любительницей сигарет и крепкого словца. Чистокровным человеком.
Или не всегда. Или до тех пор, пока у нее получится успешно притворяться.

Внешность:
Янга всегда была высокой, худой и бледной,  – по фигуре она пошла в мать, как и остро очерченными скулами. Черными блестящими глазами, волосами цвета воронова крыла и чуть крючковатым носом – в отца. Вообще и ее фигура, и ее внешность всегда вызывали немало насмешек, кем ее только не дразнили. Особенно, в период девичества, когда стало ясно, что грудь, для которой одноклассницы уже покупали лифчики, не нуждается ни в какой поддержке по причине ее отсутствия. Надо сказать, с тех пор изменилось совсем немногое, разве что Янга еще больше выросла и теперь спокойно может смотреть в глаза самым статным из солдат даже не поднимая головы.
Походка ровная, строевая, и в то же время, двигается Янга угловато. В ней нет ни доли грации, которой так много было в ее матери, и которой, хоть по чуть-чуть, достается все же всем женщинам. Движения мальчишечьи, рваные. Ее очень сложно назвать обольстительной. Даже когда ей этого хочется. А потому, все попытки пытаться кокетничать, даже с целью получения какой-то выгоды, Янга давно оставила, понимая, как нелепо это смотрится – когда с мужчиной кокетничает такая каланча.
Голос грубый, прокуренный за много лет, сорванный на морозе, когда она еще отдавала приказы солдатам зимой сама, и тоже лишенный хоть какой-либо привлекательности. Если существовал бы специальный женский тембр «для командования секретной военной базой», то голос Янги классифицировали бы именно так.
В одежде предпочитает или форму, или строгие брючные костюмы. В прическе… До недавних пор она носила простую короткую стрижку, это было до Взрыва, когда постоянно нужно было отчитываться перед самыми высокими людьми страны. Потом, когда стало ясно, что ни страны, ни людей больше нет, Янга позвала парикмахера с базы и велела выбрить ей висок. Когда ее увидели в совете, то сильно удивились. Кажется, тогда Янга кокетничала последний раз, с легкой улыбкой отметив, что все это – сентиментальная память о детских событиях, которая призвана поддержать ее в нелегкие времена. Больше вопросов не было, хотя совет удивился бы еще сильнее, узнав о каких именно событиях идет речь.
Тогда же Янга и надела серьгу. Старую серьгу, сохраненную со времен тех же самых событий. Никаких других украшений она не носила и не носит до сих пор.

Биография:
Отец Янги, Люк Хоггарт был военным. Мать, Хелен, - классической «женой офицера». Ездила с мужем по командировкам и гарнизонам. Всегда чуть бледная, изможденная постоянными переездами и с фанатичным огнем обожания мужа в глазах. Если тому случалось отлучиться из дома хотя бы на сутки, Хелен будто угасала, бессильно лежала на диване и смотрела в потолок.
В такой любви, конечно, не было ничего ужасного, кроме одного – с рождением Янги ничего не изменилось. Дочь всегда была для Хелен на втором месте. Она не пыталась покрывать ее детские проделки, всегда окрикивала, если та осмеливалась выказать отцу протест или неуважение и, хоть в детстве Янга не понимала, понимание пришло к ней многим позже, страшно ревновала ее к Люку. Хотя и сам Люк был не в восторге, когда родилась девочка – он хотел сына. Нет, он не пытался сделать из девочки мальчика, это получалось как-то само. Янга видела, как неодобрительно он следит за ее игрой в куклы и бралась за машинки. Слышала презрительное фырканье, надевая юбку, и натягивала джинсы. Замечала ухмылку на лице отца, крутясь перед зеркалом в маминых сережках и поспешно снимала украшения. Ей очень хотелось тогда, чтобы папа ее полюбил, и она ловила любое его движение, стараясь угадать его волю. Все напрасно. Люк ее не замечал, а Хелен такие ужимки дочери бесили невероятно, ведь ей казалось, что Янга хочет забрать ее мужа. Случилось так, что Янга с самого детства была в семье лишней. Или, даже хуже, была для нее врагом.
Попытки научиться быть любимой оканчивались каждый раз скандалом с матерью и гробовым молчанием отца. Поэтому, детскому организму, чтобы морально выжить, пришлось осваивать другую науку: держать нейтралитет. Это было сложно, но родители стали для Янги хорошими учителями. Ее радости не радовали их, ее горести не огорчали. Лучше всего, чтобы снова не заслужить презрения и крика, было молчать о самом сокровенном, говоря лишь о том, что происходит с каждым, и на самом деле, совсем не важно: оценки, погода, имена учителей. Об этом девочка догадалась еще в детском саду, но полностью усвоила лишь к начальной школе. Она не должна была мешать, должна была стать незаметной. И стала.
Друзей у Янги тоже не было. В том сумасшедшем ритме, в котором жила ее семья: поездки, переезды, командировки, очень сложно было общаться с кем-то дольше, чем полгода. Все свое детство и юность девочка помнила одно: новые квартиры, новые обои, новые соседи. Хелен, цепляющая на холодильник неизменные магнитики и ставящая в сервант бабушкин хрусталь. Почему-то в каждом жилье, которое давали отцу, были эти старомодные серванты, трещащие по швам, пахнущие опилками и клеем. Запах клея и опилок, хрусталь и магнитики – вот и вся стабильность, которая была доступна Янге. Стоит ли говорить, что это очень мало для ребенка?
Кроме того, Янга знала и видела многое, а сложности в семье заставили ее стать взрослее сверстников. Она говорила фразами из книг, схватывала все налету, всегда первой тянула руку и отвечала так, что двоечники на задних партах заливались краской от зависти. То, что она смотрела на них свысока дети додумали сами. В каждой школе, рано или поздно, Янга подвергалась травле, все ухудшавшейся от года к году. Сперва это были безобидные детские дразнилки, типа «жердь» и «каланча» (Янга всегда была выше и худее своих сверстников). Потом бумажки с оскорблениями на спине, презервативы в сумке, драки в туалетах, разборки. Странно, менялись классы и коллективы, бесконечной чередой, но методы борьбы с занозой, зазнайкой, зубрилой оставались теми же.
Это все не устраивало отца. Его постоянно вызывали в школу, мотали по директорам и учителям, приглашали на встречи с родителями. Всячески отвлекали от работы и постоянно тыкали в нос его положением. «Что же вы за военный, - спрашивала классная Люка, чье лицо было багровым от гнева, - если не можете справиться со своей дочерью? Неужели, наша национальная безопасность в руках, которые не могут удержать девчонку?»
После одного из таких разговоров Люк пришел домой невероятно тихий. И поманил Янгу пальцем, вытаскивая из брюк широкий офицерский ремень. Девочка, которая старалась быть незаметной в своей семье, визжала так, что с потолка сыпалась штукатурка и тихий шелест ее мешался со всхлипами и словами: «это они! Я тут не причем! Я не виновата!» Отшвырнув, наконец, ремень, Люк невероятно твердыми пальцами вцепился в плечи дочери и потряс ее:
- Кто они? Ученики всех школ, в которых ты появляешься? Что, думаешь, ты самая умная? Все неправы, а ты святая? Так не бывает! – и снова взялся за ремень. Мать молчала.
После этого дома Янга обратилась в призрака. В школе – в тень. Она больше не поднимала руки, не отвечала на уроках. Когда они переехали в Нооур, пара веселых девчонок-болтушек захотела расшевелить мрачную новенькую, но та не проронила ни слова. Она молча ненавидела всех из своего угла за самой дальней партой.
Разумеется, такое поведение не осталось незамеченным для дневника девочки. Там часто стали появляться тройки и двойки. Люку снова пришлось применять воспитательные меры – на этот раз уже по поводу успеваемости. Хелен, как и прежде хранила молчание.
Янге было пятнадцать, и она сбежала из дома.
Где она провела целый год, прежде чем ее вернула полиция, осталось тайной, сокрытой за семью печатями. Тайной, которую пыталась вызнать обманчиво-уютная тетенька из комиссии по делам несовершеннолетних, тайной, которая не открылась отцу с ремнем. Только Янга хранила в себе эти воспоминания о бесконечной череде подвалов, мало чем отличавшейся от бесконечной череды квартир, о клее и сигаретах. О выпивки и кокаине, после которого она проснулась голая в постели с такой же голой девушкой. Имени ее она не запомнила тогда. Не трудилась запоминать. О мелких кражах, хулиганстве, веселых гулянках, после которых она просыпалась то с девушками, то с парнями, по-прежнему не желая знать и помнить их имен.
Люк вывел ее из здания полиции. До этого он долго раскланивался с тетей, умоляя ее никак не помечать это маленькое недоразумение. Чтобы не портить девочке историю. Девочка угрюмо молчала рядом. В ухе у нее торчала серьга, висок был криво выбрит. Но влиятельный вид и положение отца и небольшая сумма заставили остаться этот инцидент незамеченным для закона.
Дома отец взялся за ремень:
- Иди сюда, - нехорошо сверкая глазами, приказал он.
Янга молча показала средний палец и грязно, совсем не подобающе дочери военного, ответственного за национальность страны, выругалась. Хелен истерично взвизгнула. Янга удостоила ее тем же жестом и тем же ругательством. Мать, побледнев еще больше, осела на диван. В доме запахло валерианой и врачами.
Пока Хелен лежала в больнице, Люк ходил тихий, за ремень не брался и Янгу не замечал. Ее это устраивало полностью, хотя при каждом звуке его шагов она сжималась в комок, словно дворовая кошка, ожидая что это начнется.
Однако ничего не начиналось. Когда пропахшая лекарствами мать вернулась из больницы, Люк собрал всех за столом. Его речь была вкрадчивой, спокойной, а взгляд, направленный на дочь, абсолютно безразличным.
- Ты поедешь в военную школу, - сказал он, - потом в училище. Отслужишь по контракту.
Янга, невероятно обнаглевшая за тот год бродяжничества и за неделю молчания отца, открыла было рот, начав фразу с невероятно омерзительного ругательства. Хелен схватилась за сердце, а Люк хватил кулаком по столу. Нагнувшись к дочери так, что она увидела его безумные глаза с прожилками лопнувших сосудов, почувствовала запах коньяка и сигарет из сведенного брезгливой гримасой рта, он проговорил:
- Мне плевать, что ты хочешь. Ты будешь делать то, что я сказал. Ты мне не дочь. С того самого дня, когда ты сбежала из дома, ты мне не дочь. К сожалению, в документах записано иначе. И только поэтому я оказываю тебе такую честь, как забота о твоей судьбе. Мне не нужна в родственницах шлюха и будущая уголовница.
Янга отправилась в военную школу. Навыки, полученные во время драк в туалетах и на стрелках за гаражами, а также в год бродяжничества ей крепко пригодились. Она быстро завоевала себе авторитет среди одноклассников и их связало что-то вроде угрюмого товарищества, так и не ставшего дружбой, но уже не бывшего враждой. В школе было интересно и Янга возродила в себе тягу к учебе и книгам. В школе было сурово, но никто не касался учеников пальцем, и девушка потихоньку оттаивала от бесконечного террора отца. Однако что-то навсегда сломалось в ней. Что-то, что заставляло ее воспринимать людей как бесконечную череду незнакомых лиц и рук, умеющих причинять боль, а так же ртов, выкрикивающих оскорбления. Она так и осталась вороной. Вороном, точнее, как метко окрестил ее один из одноклассников. Могильным.
Школа закончилась. Армия, институт. Янга жила в общежитии – об этом позаботился отец. Старательную девочку быстро заметили и постоянно звали участвовать в конкурсах, построениях. «Талантливая дочь талантливого отца!» - слышала она повсюду и нехорошо ухмылялась. То, что талантливая дочь не живет в квартире родного папы никого не удивляло, в конце концов, многие военные так прививали детям самостоятельность.
После окончания института Янгу приняли в «Альфу». Со всеми подписками о неразглашении и невыезде, выразив полную надежду на то, что она, дочь военного, ни за что не выдаст секрета Родины. На маленькую скромную должность секретаря. Но это была победа. Во-первых, «Альфа» была, как поняла Янга, невероятно престижным местом работы. Во-вторых, она увидела отца, возле проходной. Он спорил с кем-то и ругался до тех пор, пока к нему не выскочил толстенький старичок, должностью еще ниже, чем девушка. Не принял какой-то сверток и не выпроводил вежливо вон. По одной этой сцене, за которой она наблюдала из окна, Янга поняла: Люк тоже хотел так высоко прыгнуть. Он всю жизнь дрючил ее за малейший косяк, чтобы войти в священное здание, куда Янга спокойно проходила, показав пропуск. И, какой бы шишкой ни был, удостоился только того, чтобы толстенький старичок взял у него бумаги, даже не пустив за порог.
За спиной у Ворона развернулись крылья. Она металась по этажам, была так мила и приветлива, как никогда, засиживалась на работе допоздна. Звание за званием, должность за должностью. Она мечтала о том дне, когда займет пусть не главное, но одно из главных кресел «Альфы» и вернется, наконец, в квартиру, в которой не была уже несколько лет только для того, чтобы взглянуть в глаза Люку. Ее кошмару детства с ремнем, ее предателю, который пророчил ей судьбу шлюхи и уголовницы. И сказать:
«Знаешь, а ты сам помог мне… Помнишь, тогда, когда попросил не ставить меня на учет? И тогда, когда драл ремнем. И тогда, когда оскорбил» -  и плюнуть в лицо.
Она уже была заведующей работой с личным составом, подполковником, когда, наконец, постучала в дверь родительской квартиры. Звонок был вырван с корнем, провода сожжены. Она даже не была уверена, что увидит здесь родителей. Она не была тут долгих семнадцать лет. Что же, скажет, что ошиблась.
Дверь ей открыла тощая патлатая пьянчуга. Янга брезгливо шарахнулась от запаха перегара и нестиранного белья.
- Извините, я…
И в этот момент пьянчуга подняла на нее взгляд. С трудом Янга узнала в ней Хелен. Узнала, наверное, только по той ревности, которую привыкла с детства видеть в глазах матери.
- М… Хелен? – неуверенно спросила она, не зная, как обращаться к… этому.
- Люк умер, - прохрипела пьянчужка, пошатнувшись и дыхнув на Янгу невероятной смесью запахов, от которой ей захотелось блевануть, - он умер шесть лет назад.
И вдруг заверещала, истерично, как тогда, когда Янга впервые выругалась при ней и показала фак.
- Ах, ты шлюха, выродок, сучка! – орала она, наступая на дочь, а та, давно забывшая, что такое страх, неловко пятилась к лестнице, - ненавижу! Это все из-за тебя!
Янга вылетела из дома. Трясущимися руками закурила. Несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь. И, выбросив почти целую сигарету, поехала на кладбище. Там с помощью сторожа она отыскала отцовскую могилу. Над ней стоял строгий памятник с которого смотрело очень знакомое лицо.
- Наверное, - пробормотала она, - глупо сводить счеты с мертвым…
Потом набрала в рот слюны, как можно больше, чуть прикусив кончик языка и смачно плюнула на земляной холм. Ее даже не волновало, стоит ли кто-то рядом и видит ли ее.
- Сукин ты сын, - пророкотала она, - сбежал, мразь! На тот свет сбежал! Вот тебе! Вот! – она показала памятнику фак и плюнула еще раз, зло, с затягом, прямо на фотографию. Фотография была безмолвна.
- Девушка, тут же кладбище… - спешил к ней старенький сторож, мелко семеня ногами. Но, встретившись взглядом, осекся. Янга умчалась. Хлопнула дверью машины и уехала.
Она приехала сюда снова только еще один раз. Чтобы убедиться, что рядом с этой фотографией появилась еще одна. Ее матери.
После того, как командующий «Альфой» вышел на пенсию, никто не сомневался в том, кому принадлежит его место. Ни один сынок, проталкиваемый влиятельным родителем, не просочился туда. Кабинет с креслом, со столом достался Янге, которой присвоили внеочередное звание полковника. Первое, что она потребовала – выбросить старый, разошедшийся по швам, шкаф, пахнущий опилками и клеем.
А потом жизнь в Нооуре была разрушена до основания катастрофой. Кругом царил погром и разрушение. Никаких приказов из внешнего мира не поступало и Янга пришла к решению рассекретить «Альфу», чтобы та защитила людей, попавших в беду от монстров, хлынувших со всех сторон. Внесла ясность и порядок. Однако защищать людей потребовалось от них самих. От них, безумных, с пеной на губах, выкрикивающих угрозы и проклятия, давивших солдат и соседей, грабящих магазины, аптеки, отнимавших последнее у тех, кто слабей.
Янга боролась с эмоциями. Была хладнокровной и рассудительной. Убежала себя в том, что она выше этого. Но в память все чаще прокрадывались воспоминания о школе. Слишком похожа была эта неуправляемая толпа на тех, кто забивал ей стрелки: наглых подонков, ублюдков, для которых наступило самое сладкое время. И когда, во время очередной зачистки толпа растоптала и избила половину ее взвода, ее личных ребят, которыми она командовала, когда еще не главенствовала над «Альфой», она приказала открыть огонь. По всем подряд. А потом отступить. Оставить людям то, чего они желали. Боль, кровь и смерть.
Они заперлись на базе по ее приказу. Слухи об огромном количестве чудищ расползались и по «Альфе», но Янга была глуха к ним. До второго, после взрыва, полнолуния.
Она навсегда запомнила этот ужас. Это было хуже драк, хуже ремня. Это были поломанные, сместившиеся во всем теле кости, разрываемые органы, горящая огнем кожа. А потом мрак, непонимание и снова боль. Боль в голове, которой она билась об стекло, стараясь вырваться туда, наружу, из опасности, западни.
К третьему полнолунию и второму своему обращению она открыла окно заранее. И строго запретила всем подходить к кабинету. В те ночи, снова претерпев боль, она летала над городом, снабженная лишь разумом ворона, птицы, невероятно умной для своих сородичей и все же глупой, слабой и беспомощной.
Это стало ее секретом. Секрет, раскрытие которого грозило бы ей потерей всего. Но это подтолкнуло ее к тому, чтобы собрать ученых, засевших по своим кабинетам. И начать изучение монстров. Подробное, детальное изучение. Особенно ее заинтересовали оборотни.

Ваша роспись

Связь https://vk.com/id253350357	Активность максимальная
Право на персонажа в случае исчезновения уведите ее, пожалуйста, в закат
Откуда узнали о проекте? один из создателей